Глава 2. Дэвид Хиро
Дэвид Хиро проснулся от солнечного света, который проникал сквозь его веки и согревал лицо. Он на мгновение задумался, как это могло быть, потому что вспомнил, что пещера, в которой они заночевали с Элдином, выходила окнами на юг, в сторону от восхода. Затем, прикрыв глаза рукой, он открыл их и, прищурившись, посмотрел на решетчатые окна, которые спускались вниз и образовывали крышу, выходящую на восток. Сквозь маленькие стёкла он мог видеть утреннее солнце, поднимающееся над Артурс-Сит.
Артурс-Сит?!
Элдинбург! Ну конечно, это был Элдинбург. Нет, Эдинбург, без «л». Почему он назвал город «Элдинбургом»?
Он был в своей квартире-студии на чердаке на Далкит-Роуд. В то мгновение смущенного осознания Дэвид Хиро снова стал человеком из мира яви. Все накопленные воспоминания о жизни в другом мире сжались и отступили в далекие области разума, о которых исследователи человеческой психики говорят намеками. Страна Снов в этот момент перестала для него существовать – или, по крайней мере, стала тенью в его подсознании.
За исключением... Элдина? Кто, черт возьми, такой этот Элдин? И почему Хиро был так удивлен, проснувшись и обнаружив себя в Эдинбурге?
Он сел в постели, зевнул и пожал плечами. Естественное замешательство ума в переходные моменты между сном и бодрствованием, предположил он. У него всегда были проблемы с пробуждением.
Итак, что у него было запланировано на сегодня? Прогуляться по эспланаде замка? Ему всегда это нравилось: вид на старый город с высоты. Он любил чудесные силуэты, которые, казалось, всегда напоминали ему об иных местах, недоступных памяти. И, возможно, именно так он мог бы объяснить вдохновение при создании своих необычных произведений.
Он встал с кровати и перешагнул через вымытые половицы, чтобы посмотреть на вчерашнюю работу. Свежий холст на мольберте был повернут так, что утренний свет не падал на него. Базальтовые башни и мириады причалов: серый, устрашающий фантастический город с прокаженными мощеными улицами, казалось, мрачно смотрел на него сквозь мутные окна своих домов. Изогнутые тротуары, темные бугры на просевших дорогах и пустынные причалы рассыпались в бездушное море. Не было никаких признаков жизни, и вся сцена была невеселой и тревожной.
Глядя на картину, Хиро склонил голову набок и нахмурился. Вещь была слишком мрачной. Что-то совершенно ужасное случилось с этим городом, и он чувствовал, что должен узнать причину катастрофы. Он теперь совсем не был уверен, что добивался именно этого эффекта. В самой живописи не было ничего плохого – работа была в самом деле хороша. Нет, дело в ее предмете.
– Дайлат-Лин, – пробормотал он себе под нос. – Да, но уж слишком тоскливо. Зато хорошее название!
Он взял карандаш и быстро нацарапал «Дайлат-Лин» в углу холста, чтобы не забыть.
Затем он отступил назад и снова зевнул, приглаживая взлохмаченные светлые волосы. Картина была бы лучше, подумал он, если сделать ночную сцену, с тусклым светом за некоторыми окнами, дружелюбными группами людей на улицах и случайная фигурой на пороге с высоко поднятым фонарем. Она не потеряла бы своей потусторонности, но, несомненно, стала бы более... жизненной? В конце концов, Дайлат-Лин теперь стал именно таким.
Он насмешливо фыркнул на собственные фантазии и повернулся, чтобы посмотреть на вторую, более старую картину, которая висела в дешевой раме. Этот пейзаж был более живым, его блики подчеркивались сверкающим солнцем, падающим сквозь окна чердака. Охваченные золотыми лучами пылинки парили в воздухе, словно тысячи крошечных дрейфующих воздушных кораблей среди сказочных куполов и башен, а внизу, нависая над голубым кристальным морем, основание города располагалось на невероятном мысе из зеленого вулканического стекла. В одном углу полотна Хиро давным-давно нацарапал название: «Илек-Вад».
Дэвид снова нахмурился, повернулся и сел за маленький стол. Он был, как правило, необычайно плодотворным в первые минуты утра. Художник быстро сделал набросок на клочке бумаги. Тяжелые холмы составили фон, а на переднем плане... Он поморщился, глядя на волосатого, похожего на насекомое пса, которого сам же и нарисовал, а затем скомкал бумажку и выбросил в корзину. Откуда бы ни пришло вдохновение для этого, сегодня он вполне мог обойтись без подобных ужасов! Нет, сегодня был день прогулок по городу – или, возможно, поездки к мосту Ферт-оф-Форт, чья массивная консольная балка почти в четыре тысячи футов никогда не переставала очаровывать его. Или, еще лучше, провести день на побережье в Данбаре, где кричат чайки, а мальчишки собирают и продают морских ежей размером с кулак, выброшенных на берег приливом. Было место, где он любил сидеть на скалах у кромки воды и глядеть в глубокие заводи, где крошечные рыбки шныряли в пучине колышущихся водорослей.
Не успела эта мысль прийти ему в голову, как возникло другое, куда более странное видение. Мысленным взором он смотрел вниз со стеклянных скал Илек-Вада в океан, где плавали бородатые гнорри, со всепоглощающим усердием сооружая свои запутанные лабиринты. Эта идея, пришедшая так внезапно, поразила Дэвида, ибо это, несомненно, было вдохновение! Ему было поручено подготовить суперобложку для «Эпопеи подводной научной фантастики», и видение, которое только что породил его разум, казалось почти идеальным: сцена с добрыми морскими обитателями, занимающимися своими делами среди фантастических подводных пещер. А на переднем плане, сбоку от основного пейзажа, вооруженные злоумышленники в странных костюмах, готовые хищно ворваться в эту идиллию. Превосходно!
Впрочем, работа может подождать и до вечера. Сейчас Хиро должен умыться и привести себя в порядок, приготовить завтрак и решить, куда заведут его дневные скитания.
За яичницей с беконом, запивая ее черным кофе, он мысленно вернулся к своему первоначальному выбору: Эдинбургскому замку. Если и есть на свете место, созданное для того, чтобы вызывать благоговение, удивление и вдохновение в глазах смотрящего, то, несомненно, массивный, тянущийся к небу Замок и был тем местом. Да, он отправится туда – а вечером начнет подводную картину...
Для туристов-полиглотов, которые толпились на Королевской Миле, пока Хиро поднимался по крутым наклонным тротуарам мимо пабов и сувенирных лавок, он не был бы впечатляющей фигурой. В старых джинсах, заляпанных краской и выцветших от солнца и моря, с длинными желтыми волосами, которые падали на плечи темной рубашки с открытым воротом, он выглядел как типичный городской бездельник, праздно шатающийся в жаркий летний день. И это впечатление было не так уж далеко от истины.
Конечно, он имел академическое образование, но его учителя все без исключения находили повод заметить, что он «слишком большой мечтатель» или «склонен к полетам фантазии, совершенно далеким от учебы». Единственной областью, в которой он чувствовал себя по-настоящему дома – и в которой ему каким-то образом удалось пробиться – была живопись, и это было действительно все, чем он хотел заниматься. О, конечно, было бы также неплохо иметь деньги, но только не в том случае, если это означало участие в «крысиной гонке». Поскольку он не был лишен определенной степени ответственности, его нельзя было назвать недоучкой, но в то же время его амбиции были очень ограничены.
Его проблема заключалась в том, что он был человеком не своего времени – и, вероятно, не своего места. Он вполне мог представить себя дерзким капером в Испанском Мэйне или исследователем горизонтов далеких миров – но уж никак не менеджером в какой-нибудь огромной офисной башне на Земле XX века! Все на свете было для него чужим, за исключением определенных мест. Эдинбург был одним из таких мест, с его свежим морским бризом и высоко летящими чайками, его замком, древними памятниками и общей атмосферой старины – потому Хиро здесь и жил. И, конечно, местная атмосфера была очень важна для его живописи.
В конце концов он оказался на эспланаде в верхней части Королевской Мили, где повернул налево из потока туристов и подошел, чтобы прислониться к старой южной стене. Под стеной трава на склоне холма быстро исчезала, сливаясь со скалистым обрывом, который спускался к похожей на ленту дороге – она огибала замковую скалу и вела в лабиринт города. Высоко над головой кружили и кричали чайки в отдаленной разноголосице, и Хиро поймал одну из них в бинокль, когда она поднималась в небо над замком. За какие-то мгновения птица набрала высоту, затем намеренно вышла из восходящего потока воздуха и наскоком устремилась к земле, мимо скалы – туда, где в тени замка стояло круглое здание Грэнби-Холлс.
На пустыре рядом с ним стоял рекламный щит, и там чайка остановилась, внимательно разглядывая скопившийся мусор, сваленный среди сорняков и дикого плюща. Хиро, проследив за полетом чайки, бегло осмотрел рекламный щит, прежде чем обнаружил птицу там, где она сидела над большим свежеоклеенным плакатом. Он нашел птицу, затем нахмурился и покрутил диоптрийное кольцо, пока слова не стали чёткими. «Сны и их значение», – гласил плакат, а под ними была надпись, сделанная менее разборчивым на таком расстоянии шрифтом. Герой настроил бинокль и попробовал ещё раз, и после минутного покачивания ему удалось разобрать нижнюю часть плаката.
СНЫ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ
Расширение человеческой психики в подсознательное царство сновидений.
Ведущий шотландский эксперт по скрытым мирам разума расшифрует
и объяснит простым языком ваши ночные фантазии!
Там было еще что-то, но буквы были намного меньше, и Хиро был в недоумении, как еще больше увеличить их и при этом сохранить некоторую четкость. Он снова прочитал крупные буквы на плакате и нахмурился, опустив бинокль на грудь. Сны и их значение? Ведущий эксперт по снам?
Почти не осознавая этого, просто позволив ногам нести его, он покинул эспланаду, свернул направо с Королевской Мили и направился в город. Через некоторое время он нашел дорогу к рекламному щиту и смог прочитать остальную часть легенды плаката:
Вт, Ср, Чт, только на этой неделе, 20:00-21:00. Леонард Дингл, профессор психологии и антропологии, прочитает лекции на увлекательную тему тайных желаний человека, о снах, которые мотивируют его каждое мгновение бодрствования.
Там было еще что-то в том же духе, но Хиро не стал читать дальше. Профессор Леонард Дингл... Что-то было в этом имени. Что-то, что зазвенело колокольчиком в глубине его памяти. Яркое видение бородатого дородного лица мелькнуло перед его мысленным взором и сразу исчезло. Знал ли он этого человека? Как он мог знать его?
И все же – это может быть интересный разговор, а картина для суперобложки всегда может подождать до завтра. В конце концов, какой вред в посещении лекции? Колокольчик в его сознании превратился в отдаленный, едва слышный сигнал тревоги, но Дэвид Хиро не обратил на него внимания.
(продолжение следует)
